Пришлось продать квартиру
Люди, пережившие рак, — другие: они знают что-то более важное про нашу жизнь, ощущают ее настоящую ценность. В жизни Натальи Бородули до встречи со смертельным диагнозом — острый монобластный лейкоз — была любимая работа с перспективами карьерного роста. Наташа работала в управлении Министерства юстиции по Брянской области, — но все перечеркнула болезнь.
Это был конец 2015 года. Я чувствовала недомогание, ощущения напоминали ангину, и я пошла к врачу. В больнице правильный диагноз поставить не смогли. Еще через две недели у меня сильно воспалились десны. Стоматолог тоже не поставил диагноз и отправил меня в центральную стоматологическую поликлинику Брянска. Там меня продержали неделю, но так и не сказали, в чем причина. Становилось хуже: ужасная слабость, сонливость, температура. В итоге стало так плохо, что я теряла сознание. Тогда меня на скорой увезли в Брянскую областную больницу. Там взяли анализ крови и наконец поставили диагноз — это был острый лейкоз.
Я прошла девять химиотерапий. Химия — нелегкая процедура, организм с трудом воспринимал ее. На третьей у меня остановилось сердце. Его запускали четыре минуты. Еще на второй химиотерапии мама поехала в Москву и повезла документы для поиска донора для пересадки. Когда болезнь достигла состояния ремиссии, врачи решили, что необходима трансплантация костного мозга. Все вопросы мы решали самостоятельно. Меня забрали в Москву — в Национальный медицинский исследовательский центр гематологии. У нас не было денег, а лечение требовало 23,5 тысячи евро. Тогда мы продали мою квартиру в Брянске.
Когда на работе узнали, что нужен донор, ситуацию под контроль взял министр юстиции. Собирали деньги по всей России. Часть суммы на поиск мы оплатили сами, с остальными деньгами помогали «Фонд борьбы с лейкемией» и фонд «Православие и мир».
После трансплантации меня сильно тошнило, поднялись показатели крови. Организм долго был слабым, я сильно похудела — потеряла 20 кг. Из больницы меня выписали через 1,5 месяца. Потом я жила недалеко от больницы, ежедневно сдавала анализы. Вернувшись домой, первый год никуда не выходила. Только ездила на консультации в Москву и на капельницы в Брянск. Все анализы сдавала дома. Боялась простыть, иммунитет был ослаблен. Врачи шли на контакт, помогали, чтобы я быстрее выздоровела. Сейчас я все еще восстанавливаюсь.
Из-за переживаний, связанных с моей болезнью, у мамы отказали почки. Одна трудность перешла в другую. Вожу маму на диализ три раза в неделю. Я соблюдаю режим питания. Стараюсь по-другому отнестись к ситуации. Такой образ жизни — способ научиться чему-то новому. Я научилась водить машину. Появились новые проблемы и новые заботы. Нужно купить квартиру, найти работу. Планов много.
Кто мой донор, я не знаю. Сказали, что ему 21 год, — это все, что мне известно. Я писала в Англию в их регистр доноров, поздравляла его с Новым годом, благодарила за донорство. Пока ответов нет. В Англии жестче с разрешением на встречу доноров и пациентов, либо он не хочет выходить на контакт. Если захочет, то я всегда рада с ним встретиться. Я чувствую огромную благодарность за то, что он спас мне жизнь. Я благодарна всем, кто жертвует клетки, — это большое дело. До болезни я не знала, что такое костный мозг. Пока с этим не сталкиваешься, не понимаешь, что и как. Когда жизнь сводит с проблемой, то воспринимаешь ситуацию по-другому.
«Некоторые думали, что сейчас их будут расчленять»
Мы с друзьями проводили акцию по типированию для регистра доноров костного мозга в поселке Навля Брянской области. К нам приезжала рекрутер Евгения Лобачева. И помогла нам. На акцию пришло больше 30-ти человек. Это много для поселка, где всего 10 тыс. жителей, но могло откликнуться больше. Многие, с кем я общалась, не понимают, что это и зачем. Некоторые думали, что сейчас их будут расчленять. Мне приходилось объяснять, что типирование — безопасная и безболезненная процедура. Мы говорили, что если потенциальный донор станет настоящим, то он спасет жизнь человеку. Когда я перееду обратно в город, буду смотреть, что можно сделать и как привлечь людей в регистр. От рака никто не застрахован, и каждый находится в зоне риска. Если становишься донором и привлекаешь других, то делаешь безопаснее и свою жизнь.
Если бы по телевизору больше говорили про регистр доноров костного мозга, про донорство, то была бы бо́льшая отдача. Телевидение — лучший пропагандист донорства. Когда собирают деньги по ТВ, то собирают большие суммы, достаточные для спасения сотен людей.
Болезнь научила главному: никогда не опускать руки — иначе будут проблемы. Не нужно принимать болезнь как обреченность. Конечно, будет тяжело. Но тяжело везде: на работе, в спорте, в жизни. Лечение — половина дела. Нужно стиснуть зубы и идти до конца. Мне помогли родственники и друзья, которые поддерживали, а еще — выдержка и характер.
Записал Степан Давиденко