Борис Самойлов: «Самые черные для нашей природы дни — это субботники»

Новая редакция Красной книги Москвы будет выпущена в 2018 году. Расскажите, пожалуйста, о том, как проходит работа над этим документом?

Красная книга — это официальный документ правительства Москвы, на основе которого должны приниматься и градостроительные ограничения, и правила рекреационного использования природных и озелененных территорий. Для работы над книгой мегаполиса мало просто зоологов и ботаников. Нужны специалисты широкого профиля.

Предыдущий авторский коллектив собирал материалы для Красных книг более 10 лет. Данные были если не исчерпывающими, то достаточно подробными. Ими занимались специалисты Института охраны природы и Института Генплана Москвы, в котором есть отдел, исследующий природный комплекс города. Коллектив был большой — более 30 человек: ботаники, энтомологи, орнитологи, ихтиологи, экологи. Но в подготовке новой редакции большинство этих ученых не участвуют.

К подготовке третьего издания Департаментом природопользования привлечены люди, которые непосредственно Москвой ранее не занимались. Причины этого авторскому коллективу предыдущих версий Красной книги не известны. Над новой редакцией будут работать высококвалифицированные ботаники и зоологи, но нельзя рассчитывать, что за один год они смогут собрать достаточно материалов, чтобы узнать, в каком состоянии на самом деле находятся флора и фауна Москвы.  Ведь город — не заповедник, здесь очень быстро меняется ситуация. Данные, которым 5–7 лет, — уже устарели.

Как вы оцениваете итоги Года экологии применительно к Москве?

Оцениваю, к сожалению, отрицательно. Вся работа, связанная с сохранением живой природы, в особенности редких видов, имела отрицательный результат. Значительные средства, направленные на приведение в порядок городских лесов, речных долин, вкладывались в проекты малосведущих людей, которые вообще не учитывали необходимость сохранения редких видов. Наши речные долины благоустраивались в так называемом «урбанистическом варианте», когда на природных территориях использовались сугубо городские способы благоустройства, от которых давно отказались в других странах.

Например, там, где шла садовая дорожка, положили тротуарную плитку, поставили фонари — то, что делается в городских скверах и бульварах. И это на территориях, где как раз самые редкие виды и обитают. И эти места оказались просто непригодными для жизни. У нас масса примеров, когда там, где раньше было луговое разнотравье, где водились и горностаи, и зайцы-русаки, и куропатки, и перепела, осталась одна стриженая трава, с которой исчезли даже шмели и бабочки. И это делается на десятках и сотнях гектаров. За последние два-три года мы потеряли и Крылатскую пойму, и Братеевскую пойму, а сейчас теряем Мневниковскую пойму, поскольку там намечено крупное строительство. Луговые и приводные территории превращают в «благоустроенные» парки, где даже воробьи жить не могут.

Что, на ваш взгляд, наносит больше всего ущерба экосистемам столицы?

Наибольший вред наносит строительство, которое сейчас активно ведется на природных территориях, в частности в пойме реки Москвы, и невежественное содержание наших «зеленых легких». Например, когда с земли выгребают упавшие листья, которые обеспечивают плодородие почвы и нормальное развитие растений. Когда коротко стригут траву, из-за чего она становится непригодна для обитания животных. Если раньше это делали в скверах в центральных районах города, то сейчас власти проводят это в масштабах всей Москвы.

Самые черные для нашей природы дни — это субботники, когда в парки и лесопарки загоняют школьников и студентов, и они граблями вычищают все подчистую. В 70–80-е годы к нам приезжали немцы и англичане. Они восторгались тем, какие у нас грамотные руководители города, которые не вмешиваются.

Полную версию интервью читайте на +1