«У России есть опасная иллюзия неограниченности ресурсов»

Мне, как экономисту, очень нравится определение экосистемных услуг через понятие выгод. Выгоды — это то, что получают потребители. Однако на сегодняшний день до 60% экосистем всего мира деградировало. Стало очевидно, что ни законодательство, ни экологическая культура не могут остановить процессы деградации. Все потому, что стоимости экологических услуг экосистем нет. А к сохранению природы необходимо подключать экономические механизмы.

Где вы были летом 2010 года? Если вы были в Москве, то помните жуткий смог, из-за которого в столице и области было нечем дышать. Мы тогда понесли колоссальные потери — из-за пожаров только в августе 2010 года в Москве дополнительно погибло 11 тыс. человек. Если учесть прямые и косвенные экономические потери от пожаров и смога по России, по самым скромным оценкам, страна потеряла около 2% ВВП.

Мы бы не столкнулись с этой ситуацией, если бы торфяники пребывали в своем естественном состоянии. Но они были осушены еще в прошлом веке для нового строительства, получения краткосрочных выгод от добычи торфа и т.д., а затем заброшены. Оказалось, что эти болота играли колоссальную роль для Москвы и Подмосковья. Бесплатные болота приносили нам чистый воздух, связывали углерод и выполняли водорегулирующую функцию. Сейчас мы вынуждены тратить большие деньги на восстановление этих осушенных болотных угодий. Пожары и наводнения в Сибири в этом году также во многом связаны с деградацией и исчезновением экосистем.

Универсальной стоимости для разных типов экосистем нет, однако существует множество примеров частных оценок. Самый известный пример — это кейс Нью-Йорка. В 80-х годах прошлого века в мегаполисе встал вопрос о необходимости очистки водопроводной воды. Оказалось, что восстановить водоочистительные функции экосистем вокруг города будет стоить 2-4 млрд долл., в то время как инженерный вариант очистки обойдется властям в 8-10 млрд долл. Власти Нью-Йорка выбрали первый вариант. Для того, чтобы оплатить работы по восстановлению и поддержанию функций экосистем был создан сложный экономический механизм — выпущены акции, облигации, введены небольшие обязательные платежи для пользователей услуг — жителей города. Власти выкупили наиболее важные для поддержания экосистемных услуг участки болот и лесов, а также платили фермерам, чтобы те не использовали пестициды и вредные минеральные удобрения в водосборном бассейне города. Такой механизм получил название «платеж за экосистемные услуги».

В Европе и США для очистки ливневых стоков — распространенной проблемы в мегаполисах — используют технологию Low Impact Development (LID). Она заключается в озеленении водосборных бассейнов, уменьшении площади водонепроницаемых поверхностей, например, асфальта, расширении естественного ландшафта. Так создаются территории с водоочистными экосистемными функциями. В России технология LID пока не получила распространения. Одна из основных мер защиты рек и водоемов от ливневых стоков в нашей стране — создание особо охраняемых природных территорий. Например, в Москве ООПТ созданы по берегам Москвы-реки, Сходни, Сетуни: многие участки рек имеют естественные берега и экосистемы, которые способствуют очищению. Уровень загрязнения вод зависит от числа и интенсивности ливней, которые смывают с улиц города грязь, мусор и вредные вещества. В 2018 году в столице выпало осадков на 8% ниже нормы и почти на треть меньше, чем годом ранее. В результате в более чем половине контрольных точек наблюдения за поверхностными водами снизились среднегодовые концентрации нефтепродуктов, взвешенных веществ, фенолов, железа, нитратов, отмечают в «Мосэкомониторинге».

Стоимость экосистем иногда оценивают через затраты на их восстановление. Например, в США создан специальный «Банк болот». Если компании в ходе своей деятельности осушают болота, то они должны заплатить деньги, на которые их восстановят в другом месте.

Трагедия природы в том, что очень многие экосистемные услуги не имеют своей денежной оценки. Почвообразование, фотосинтез, химические циклы веществ и другие процессы из группы «поддерживающих услуг» очень сложны, чтобы назначить им цену. Ценность экосистем может в десятки раз превышать рыночную цену ягод, грибов, древесины и другой продукции, которую они производят.

О ценности экосистем говорят и косвенные оценки. Один из способов — это метод гедонистического ценообразования, который заключается в готовности людей платить за экосистемные услуги. В Москве таким примером является стоимость недвижимости. При равных условиях, на западе стоимость квадратного метра может быть выше на 30-40%, чем на востоке столицы. Из-за направления розы ветров и концентрации промзон и свалок на востоке Москвы, состоятельные горожане стремятся покупать недвижимость на западе. Еще один пример — более высокая стоимость номеров с морским видом на курортах. Рынка экосистемных услуг нет, но люди готовы доплачивать за то, чтобы жить в экологически благополучном месте и смотреть на красивый вид из окна.

Мы готовы платить за чистую природу, экологию, экосистемные услуги, но делаем это не в самом явном виде — через цену недвижимости, через поддержку чистоты воды, как в случае Нью-Йорка. За деградацию экосистем мы уже сегодня дорого платим, в том числе своим здоровьем, причем часто сами этого не замечаем. Покупка бутилированной воды — это плата за деградацию водоочистительной функции природы.

Человек как биологический вид — существо не самое дальнозоркое, в нашей природе гнаться за краткосрочными выгодами. Европейцы и американцы набили много шишек на экологических проблемах — одно только восстановление Великих озер обошлось США в 50 млрд долл. После этого они озаботились развитием экологического законодательства и экономических стимулов сохранения природы. Россия — большая страна, из-за этого у нас есть опасная иллюзия неограниченности ресурсов. Тем не менее, на уровне директивных документов необходимость развития экономических механизмов охраны природы уже признана. В 2017 году Владимир Путин поручил правительству разработать механизм компенсации (платежей) за экосистемные услуги, идет обсуждение законопроекта о экономическом регулировании выбросов парниковых газов. Я считаю, что для нашей страны начало подобного диалога — это огромный шаг вперед.