Елена Альшанская: «Мы меняем систему»

— Почему вы решили заняться благотворительностью?

— В 2005 году я оказалась со своей дочерью в одной из подмосковных больниц. Увидела там маленьких детей, которые лежали в боксах одни, без мам. Многие из них постоянно плакали. Выяснилось, что за редким исключением это здоровые малыши, находящиеся на медицинском обследовании перед устройством в детский дом, — от кого-то из них отказались родители, кого-то изъяли из семьи. В больнице для этих детей не было предусмотрено никакого обеспечения: детское питание, одежду, памперсы и пеленки покупал медперсонал или мамы других детей, а уход за ними зависел от доброго расположения работников больницы.

— На вас это произвело сильное впечатление?

— Да, меня это страшно поразило. Сначала я решила, что какой-то чиновник забыл включить расходы на содержание этих детей в бюджет конкретной больницы. Но когда углубилась в тему, поняла, что проблема системная. Я рассказала об этом своим знакомым, они тоже захотели помочь, — и мы стали собирать детские вещи и отвозить их в больницы Подмосковья. Мы обращались к чиновникам — но нас не слушали, говорили, что дети в больницах нам приснились. В конечном счете главврачам запретили принимать от нас помощь и пускать наших волонтеров. Тогда было решено вынести проблему в публичное поле и бороться за ее решение на государственном уровне: в 2007 году мы зарегистрировали наш фонд.

— За эти десять лет что-то вообще изменилось?

— С помощью СМИ мы подняли проблему на федеральный уровень. Сейчас в большинстве регионов есть программы финансирования медобследования детей-сирот. Появились приказы о сокращении сроков их содержания в больницах. Раньше малыши могли оставаться там и полгода, и год — это было удобно органам опеки, когда в детских домах не хватало мест. Мы добились, чтобы обследования проводились амбулаторно. Стационар — только по назначению врача и не более месяца. Правда, пока соответствующий приказ Минздрава практически нигде не работает: это затратно, у детских домов и домов ребенка не хватает персонала.

— На чем сейчас сосредоточена работа фонда?

— В первую очередь, это выстраивание профессиональной помощи кровным семьям. На первых порах нам казалось, что если дело дошло до изъятия ребенка из семьи, значит родители однозначно плохие и нужно найти других, хороших. Но встреча с женщиной, у которой забрали ребенка, потому что она не могла о нем заботиться, так как ей самой никто не помогал (у нее была легкая степень умственной отсталости), но она делала для дочки все, что могла, — перевернула мои представления о проблеме. Теперь мы добиваемся, чтобы государство не только контролировало и карало родителей, но и оказывало действенную поддержку. Мы также проводим профилактику отказов от новорожденных, сопровождаем приемные семьи и считаем важным на законодательном уровне выстроить систему семейного устройства — в интересах ребенка, а не исключительно по выбору приемного родителя.

— Во многом благодаря усилиям фонда, детские дома стали устраивать по семейному типу. На каком этапе эта реформа?

— Перемены идут крайне медленно. В рамках общественного мониторинга мы ездили по детдомам страны и столкнулись с попытками обойти реформу, уменьшив количество детей в группах только документально. Но во многих регионах уже поняли, что преобразованиями на бумаге не обойдешься. Система сопротивляется — мы продолжаем мониторить ситуацию.

— Система сопротивляется, но как-то же вам удается договариваться с чиновниками?

— Когда мы начинали, чиновники считали своей главной задачей от нас избавиться. Сейчас к нам прислушиваются, при всех государственных органах есть общественные советы. Порой туда пробиваются люди, не имеющие отношения к реально работающим НКО. Их цель — раскрутится, а не способствовать переменам. Госчиновники не всегда понимают, к кому стоило бы прислушиваться, а к кому — нет, особенно если члены одного совета говорят противоположные вещи. Но думаю, все войдет в норму — это вопрос времени. С сотрудниками опеки труднее. Многие из них не понимают, что для ребенка в семье важнее не материальное благополучие, а психологический комфорт. Они до сих пор считают, что если условия жизни мамы не соответствуют формальным критериям, то ребенок должен жить в приюте на полном гособеспечении. К сожалению, системы обучения для сотрудников опеки не существует, а было бы неплохо им, по крайней мере, пройти школу приемных родителей — вместе с теми людьми, которые хотят взять ребенка из детского дома.

— Как человек, профессионально не связанный с благотворительностью, может помочь сиротам?

— Мы полностью отказались от практики разовых приездов незнакомых людей к детям с «подарочными» акциями — от мелькания взрослых и подарков детям больше вреда, чем пользы. Сейчас мы ведем работу по трем направлениям — помощь кровным семьям, чтобы дети вообще не попадали в детские дома. Помощь сиротам, которые находятся в больницах и интернатах, в лечении, получении образования, поступлении в колледжи и вузы. И поиск приемных родителей и поддержка принимающих семей. Любой человек может подписаться на регулярные пожертвования, например, на нашем сайте. Пусть небольшие, но регулярные платежи помогают планировать системные проекты, которые действительно меняют жизнь детей к лучшему.

Интервью подготовила Наталья Волкова